Поэты «Искры». Том 2 - Страница 21

Тогда славяне жили тихо,
Постилась каждая купчиха…
Но чтоб крестьян пороли лихо,
Застенки были, Салтычиха…
           Всё это слух пустой.

— Да, были люди в наши годы,
Не мелкой нынешней породы:
В дни мира — гордые Немвроды,
           Богатыри в войне…
Ростов — звезда всей молодежи,
Андрей Болконский — диво тоже,
Безухой — член масонской ложи,
Денисов, Долохов… О боже,
           Их вспомнить любо мне!..

Нам Бонапарт грозил сурово,
А мы кутили образцово,
Влюблялись в барышень Ростова,
           Сводили их с ума…
Безухой прочь погнал супругу,
Послал картельный вызов другу
И, друга ранивши, с испугу
Едва совсем не спился с кругу…
           Но вот пришла зима.

Войска французов шли в тумане.
Мы отступали… Ведь заране,
Как говорится в алкоране,
           Наш рок определен.
Бояться ль нам Наполеона?
Что значат званья, оборона?..
Лежит над миром, как попона,
Лишь «власть стихийного закона»…
           Так что Наполеон?

Но вот и войско Бонапарта:
«Посмотрим мы, какой в вас жар-то!..»
(Того сражения ландкарта
           В «Войне и мире» есть…)
Безухой, главный член романа,
Явился в поле утром рано
И стал смотреть из шарабана:
Полна французами поляна,
           И всех врагов не счесть…

Под ранним солнцем блещут ружья…
С Безухим не было оружья.
Подумал он: «И так ведь дюж я,
           Неустрашим, как слон…»
Пред ним, как пестрый ряд игрушек,
Мелькали в поле сотни пушек,
Палаток множество верхушек:
В одной палатке, средь подушек,
           Лежал Наполеон.

Нетерпеливость обнаружа,
Он мыслил: «Русских угощу же!..
Лишь только б насморк не был хуже,
           Я тотчас двину рать,
Мюрата с конницею ходкой,
И будет мне Москва находкой…»
И корсиканец этот кроткий
Себе всю спину жесткой щеткой
           Велел вдруг растирать.

Два дня мы были в перестрелке,
С врагом играли, как в горелки;
Стрелки шныряли, словно белки,
           И прятались во рву.
Денисов так вошел в охоту:
«О, дайте мне одну лишь роту,
И всю французскую пехоту
Я разобью сейчас с налету,
           На части перерву…»

Французский лагерь был в тревоге,
Что промочил в ненастье ноги,
Ступивши в лужу на дороге,
           Их «маленький капрал»…
У нас же в войске — смех и шутки,
Да раздавались прибаутки:
«Французы вымокли, как утки,
И Бонапарт раз двести в сутки
           Чихать от страха стал!..»

На третий день сошлись два стана.
Раздался грохот барабана…
Взглянуло солнце из тумана
           На Бородинский бой.
Безухой был в сраженьи этом
Одет легко, как будто летом:
Вооружась одним лорнетом,
Он любовался, как балетом,
           Военною стрельбой.

Средь пушек, касок, пик, фуражек,
Блестящих блях, стволов и пряжек:
«Вот так веселенький пейзажик! —
           Сказал Безухой Пьер.—
Стрелки французские не метки
(Шасспо не знали наши предки),
Но всё ж годятся для виньетки
В иллюстрированной газетке,
           Хоть в „Искре“, например…»

Ну ж был денек!.. В дыму сраженья,
Конечно, общего движенья,
Победы или пораженья
           Нам рассмотреть нет сил.
Война свирепа, как Медуза;
Ее описывать — обуза,
И здесь моя робеет муза…
Лишь видно было, как француза
           Безухой князь душил,

Как, распростертый у лафета,
Лежал солдат один да где-то,
На возвышении, у пикета,
           Чихал Наполеон…
Как в бенефис к ногам актера
Летят букеты для фурора,
Летели ядра очень скоро,
Но все кричали вместо «фора»
           «Ура!» со всех сторон.

Так бились, верно, только в Трое.
Но уцелели в русском строе
Романа славные герои,
           Не смяли их враги.
Себя для «пятой части» холя,
Они в Москву вернулись с поля,
Лишь только князя Анатоля
Постигла в битве злая доля:
           Лишился он ноги.

Вот смерклось… Тел кровавых груду
Наполеон встречал повсюду
И проклинал свою простуду:
           «Мой насморк ввел в беду!»
Горнисты громко затрубили,
И — басурманы отступили…
Так, по сказанью новой были,
Мы неприятеля разбили
           В двенадцатом году.

Да, были люди в наши годы!..
И будут помнить все народы,
Что от одной дурной погоды,
           Ниспосланной судьбой,
Пал Бонапарт, не вставши снова,
И пал от насморка пустого…
Не будь романа Льва Толстого,
Мы не судили б так толково
           Про Бородинский бой!

215. РЕНЕГАТ

По недовольной, кислой мине,
По безобидной воркотне,
По отвращенью к новизне
Мы узнаем тебя доныне,
Крикун сороковых годов!..
Когда-то, с смелостью нежданной,
Среди российских городов,—
Теоретически-гуманный,
Ты развивал перед толпой,
Из первой книжки иностранной,
Либерализм еще туманный,