Поэты «Искры». Том 2 - Страница 47

К оглавлению

47


Судьба не сразу нас, но исподволь ломала,
Нас жизнь по мелочам со многим примиряла,


И мы не делали в ней бешеных скачков,
А он слетел в наш мир как будто с облаков,


С мечтами прежними, с студенческим экстазом,
Все эти двадцать лет перешагнувши разом,


Начавши с лозунга: «Курган Малахов сдан!»
И кончив новостью: «Взят Карс и Ардаган».


Тогда его пришлось знакомить год за годом
С неведомым ему огромным периодом,


Сжав повесть длинную, состарившую нас,
В один эпический и бытовой рассказ.


Друг слушал, голову склонив и хмуря брови,
Всё делался бледней — в лице ни капли крови —


И наконец сказал: «Но было в наши дни
Немало крупных сил, талантов… Где ж они?


Да, где они, скажи? Не все же изменили
Прошедшему, не все еще лежат в могиле?


Я веру сохранил в людей, мне дорогих,
И, прежде чем спрошу тебя я о других,


Дай Добролюбова и Писарева адрес».
— «Они отправились…» — «Куда, зачем?» — «Ad patres.


Оплакали мы их, но в мире нет потерь
Незабываемых, и их у нас теперь


С успехом заменить успел Евгений Марков,
Переснявший всех, как посреди огарков


Друммондов яркий свет». — «Бессмертье заслужив,
Великий комик наш Мартынов, верно, жив?»


— «Жив… в памяти своих поклонников, дружище.
А сам давно лежит на городском кладбище


С Максимовым рядком, с Сосницким… Многих нет,
Которых он увел с собою в лучший свет


И никого взамен себя нам не оставил…
Но, впрочем, нет, у нас еще есть Вейнберг Павел,


При общем хохоте всех русских городов
Способный мастерски изобразить жидов».


— «Некрасов как живет, что пишет? В полной силе,
Надеюсь я, талант его богатый, или…


Боюсь спросить о том…» — «Он умер тоже, брат,
И уж о нем у нас почти не говорят.


Забыт и Курочкин покойный вместе с Меем.
Мы духу времени противиться не смеем


И в век промышленный биржевиков, дельцов
Совсем уже не чтим лирических певцов,


Давно их заменив продуктами грошовых
Стихотерзателей каких-то Барышевых,


Мартьяновых… имен не помню даже всех,
Чего, конечно, мне ты не поставишь в грех».


— «Да, почва невская, я вижу, нездорова…
Хоть Даргомыжского найду ли я, Серова?»


— «Увы, их тоже нет, но вздох свой затаи:
Маэстро Лазарев есть с Цезарем Кюи,


Который так у нас не терпит итальянцев,
Что со столбцов газет привык, как из-за шанцев,


Их грозно сокрушать как музыкальный страж».
— «Так кем же полон мир интеллигентный ваш?


Порадуй чем-нибудь меня хорошим, новым,
Дай „Современник“ мне последний с „Русским словом“».


— «Тебе их дать, мой друг, никак я не могу.
Вот „Берег“ почитай… Нет, нет, поберегу


Тебя на первый раз… Два толстые журнала,
Где прежде мы с тобой работали немало,


Уж стали редкостью, и их библиоман
Хранит в своем шкафу и переплел в сафьян.


Вот „Русский вестник“ ты везде найдешь покуда
И купишь дешево на рынке на вес, с пуда;


Но сам Катков сказать мог смело бы весьма:
„Теперь я, брат, не тот!“ как в „Горе от ума“,


И лишь с Цитовичем — судьба такая вышла —
Он вправе нынче стать под пару прямо в дышло».


— «А Помяловский где, Левитов и Слепцов?»
— «Всё там же, где и все, — у дедов и отцов.


Зато за шестерых, день каждый, без отдышки,
Стал Лейкин печь то очерки, то книжки


И так пришелся всласть, что уже с давних пор,
Поджав животики, ржет целый Щукин двор


От разных сцен его и очерков…» — «Довольно!
Пощады я прошу, тебя мне слушать больно…»


И быстро он ушел… Теперь он очень плох.
Смутил его контраст различных двух эпох,


Поставленных пред ним так беспощадно рядом,
И старый юноша, идеалист по взглядам,


Не ужился в среде, совсем чужой ему,
Дичиться начал всех, не ходит ни к кому


И часто, позабыв об отдыхе и пище,
Проводит целый день на Волковом кладбище,


Читая надписи крестов, могильных плит
И, потрясенный вновь, как доктор говорит,


От ломки нравственной поправится едва ли
И перейдет опять к безумью от печали.

ИЗ ПЕРЕВОДОВ

Генрих Гейне
332. ИЗ ПОЭМЫ «ГЕРМАНИЯ. ЗИМНЯЯ СКАЗКА»

<Глава> 3

В старом Ахене в старой гробнице лежит
         Карл Великий… Я верен надежде,
Что с ним Мейера Карла не будут мешать;
         Этот «карлик» жил в Швабии прежде.


В императорском гробе во храме лежать
         Не желал бы я трупом отпетым;
В этом случае лучше бы я предпочел
          Жить в Штутгарте безвестным поэтом.


Даже псы в древнем Ахене выли с тоски
          И просили такого привета:
Чужестранец! Пожалуйста, дай нам пинка,
          Может быть, развлечет нас хоть это.


Целый час я бродил в этом скучном гнезде,
          С прусским воинством встретился снова,
47